- Мама! Мамочка! – вздрогнула Лукерья от оклика до боли знакомым голосом.
Она оглянулась. Перед ней стояла Мариночка. Её Мариночка, единственный и любимый ребёнок. Доченька! Свет в окошке!
- Мамочка! – прошептала Мариночка, но с протянутыми руками для объятий не спешила.
Лукерья шагнула, было, навстречу к дочери, но Мариночка выставила, предупреждающе, вперёд ладони. Женщина присмотрелась к дочери. Это же её Мариночка, но какая-то другая. За столько лет старше не стала, наоборот, помолодела. Какой была в двадцать лет, такой и осталась. Только волосы, завивающиеся спиралями в локоны, спускались ниже поясницы. Платье на ней, словно из плотного воздуха, окутывало стройную девичью фигуру, стекая голубым маревом в густую траву. Ни дать, ни взять, Полуденница. Только вот портило образ декольте, открытое настолько, что, казалось, наклонись она, и выпадут на волю полные груди.
- Господи! – потянулась рука перекреститься, но задержалась и вместо лба ткнулась пальцами в губы. – Мариночка, ты кто? Ты не человек.
- Да, мамочка, я не человек, и ко мне лучше не прикасаться. Я пока ещё никто, – усмехнулась кисло.
- Марина, так ты Куратор, двоечница? – догадливо произнесла Лукерья. – Как же так? Ведь ты всегда была отличницей, – с укором посмотрела на дочь.
- Мама, не начинай, – смущённо проговорила Мариночка. – Это на Земле я была отличницей, потому что знала больше учителей и профессоров, всех вместе взятых.
- Как это? – опешила Лукерья.
- Мама, что ты знаешь о перерождении душ?
- То, что и другие. Одни в это верят, другие отрицают. Но я верила всегда, не сомневаясь.
- Теперь ты всё сама поняла. Но я и здесь не двоечница. Я дипломированный специалист. У меня диплом с отличием, – не преминула похвалиться матери Мариночка.
- А с нами-то что? – задала Лукерья главный вопрос. – Мы, действительно, биороботы, как говорит Егорушка.
Мариночка рассмеялась так звонко, что эхо прокатилось, не понятно отчего взявшееся.
- Нет, мама, не биороботы. Вы самые настоящие люди. Ни о чём не спрашивай. Я не имею права что-то вам объяснить. Скажу только, что мы за вами присматриваем.
- Что же вы так безответственно присматриваете, что нас в пустыне песком завалило, а потом сколопендра на нас вылезла. Тимур чуть не погиб.
- Мама, мы не всесильные и не всегда можем вмешиваться. И порталы блуждающие не предсказуемы, – оправдывалась Мариночка. – Но, если бы вам троим что-то неминуемо угрожало жизни, мы пришли бы втроём на помощь. Но сначала дали бы возможность справиться с бедой самим.
- Да, знаю я. Мы читали Условия. Это же ты меня вытащила?
- Но больше я тебе жизнь спасти не смогу. Серый говорил, что вам кто-то подкинул копию. Но это не мы. Будьте всегда неразлучно вместе. Хоть в лес, хоть к колодцу по воду. Запомни – неразлучно.
- Марина, а как же Сонюшка?
- А, что Сонюшка? Сонюшка счастливо живёт с отцом и новой мамой. Женщиной хорошей, заботливой. Мне пора. Тебе тоже. Внуки тебя обыскались, беспокоятся. И время стоянки на исходе. Я не говорю «прощай». Мы ещё встретимся.
И Мариночка растаяла, словно видение. «Как это на исходе? Только одну ночь ночевали…», – подумала Лукерья, тряхнула головой и оказалась возле проклятого колодца, сидя на земле и оперевшись спиной о сруб. С противоположной стороны кто-то поднимал ведро с водой. Со стороны избушки бежал Егорушка. Не добежав нескольких шагов, резко остановился.
- О! Бабуля!
За спиной о настил состукало ведро с водой. Его не поставили, а упустили из ослабевших рук.
- Ба-а-а?! – шагнул из-за сруба Тимур.
- Бабуля-я-а! – кинулся Егорушка к Лукерье со слезами. – А мы тебя потеряли. Мы везде-везде искали. Ты где была-а-а-а? – размазывал по лицу слёзы младший внучок.
- Ба, – выдохнул облегчённо Тимур, садясь рядом с трясущимися руками. – Ба, ну, ты нас и напугала, – обнял, ткнувшись в ключицу и всхлипнул. – Тебя два дня не было.
- Ну, чего расселись! – фамильяр Матвей с недовольной миной уставился на троицу. – Время уходит. Поторапливайтесь. Нежностями потом заниматься будете, – развернулся, хвост трубой и побежал к избушке, откуда на них поглядывал Филантей.
Только войдя в избушку и уловив запах куриного бульона, Лукерья почувствовала, что от зверского голода стянуло желудок. Тимур торопливо стал резать хлеб, наливать суп. Внуки ухаживали за бабушкой, словно её не два дня не было, а, самое малое, месяц.
Когда Лукерья наелась, внуки убрали со стола, и все расселись, ожидая рассказа. Лукерья разочаровывать не стала, рассказала всё, утаив только, что той Полуденницей была Мариночка.
֍*֎
Избушка плавно на приличной скорости двигалась по широкому тракту. Навстречу ей и обгоняя двигались теремки и такие же ветхие избушки. И каких только животных головы не завершали с двух сторон их коньки. Были тут и птицы разных пород, и ящеры, и вовсе не знакомые, не виданные представители фауны.
Ехали уже третьи сутки. Мальчишки пропадали у Филантея, Лукерья вязала. Что-то ей подсказывало, что им нужно утепляться. Останавливались на час-другой, чтобы воды набрать, до кустиков сбегать, козу с козлятами выгулять. Уже приближались к следующему участку Силы, чтобы остановиться для магической заправки. Филантей предупредил, что ещё одна остановка на два часа, а там до источника Силы будет «рукой подать».
Остановились у небольшого леса, по опушке коего разросся малинник. Крупные ягоды алой малины так и просились в рот да лукошко. Взяв по лукошку, Лукерья с ребятами пошли набрать малины. Оба фамильяра были с ними. Предупредив внуков, чтобы не лезли в гущу зарослей, а были рядом, Лукерья стала споро набирать ягоду. Далее, чем на шаг, мальчишки и не думали отходить от бабушки, помня предупреждение Полуденницы, чтобы были всегда вместе. Потерять друг друга было страшно.
Наткнулись на рясный куст шиповника, богато усыпанный крупными продолговатыми плодами. Вызревшими, но не переспелыми, под пальцами не сминающимися. Оставлять этакое богатство было жалко. Ссыпали малину в два лукошка и стали рвать шиповник. Набрав полное лукошко, довольные направились к избушке.
Но и пары шагов сделать не успели, как что-то сверкнуло перед ними, ослепив словно фотовспышкой, и Лукерья ухнула… в сугроб выше колена. Взвизгнула. Рядом копошился в снегу Егорушка, а за спиной от души матюгнулся Тимур.
- Ба, прости. Я нечаянно, – оправдался внук. – Опять мы куда-то влипли!
Лукерья и сама бы душу отвела, да вот только внуки рядом.
- Куда, куда, – пропыхтел, пытаясь выгрестись из снега Егорушка. – В снег мы влипли.
- Мотя, Мотя, ты где? – закрутилась на месте Лукерья, высматривая фамильяра.
- Да здесь я, – отфыркиваясь от снега, откликнулся в стороне Матвей. – Вот он я, – «вплавь», гребками, продвигался к Лукерье фамильяр. Над снегом торчала только голова и хвост, словно перископ подводной лодки.
Добравшись до хозяйки, Матвей взобрался на неё и расположился меховым воротником на плечах.
- Артик, Артик, – выискивал своего фамильяра Егорушка.
- Я здесь, – копошась в снегу, отозвался Артик за спиной Лукерьи.
- Ну-ка, снегоплавающий, – подхватил воронёнка Тимур. – Ба, держи его, – попытался придвинуться к бабушке, но удался маневр только с нескольких попыток.
Ухватившись одной рукой за Лукерью, выдернул сначала одну, потом другую ногу. Ему удалось встать почти вплотную к бабушке в вытоптанной ею ямке. И Егорушка, наконец-то, выгребся к бабуле, прижался, трясясь от холода.
- Егор, спасай нас, – прижимая внука к себе, произнесла Лукерья.
- Я пппалочку пппотттерял, – трясущимися губами едва выговорил Егорушка.
- Нет, – пискнул Артик. – Мы её не потеряли. Я чувствую, что она здесь.
- Егор, может, тебе сказать: «Вещь моя, знай своё место»? – подсказал Тимур.
Егорушка повторил призыв вещи, но палочки в руках не оказалось.
- Я видел! – воскликнул Матвей. – Артур, за мной!
Матвей спрыгнул с Лукерьи и погрёб по глубокому снегу. Арктик пристроился у него на спине и попискивал, подсказывая. Лукерья обняла, тесно прижавшихся к ней внуков, сотрясающихся от холода. А тут ещё повалил снег крупными хлопьями. Мороз, вообще-то, сильным не был. Но и минус два-три градуса, после резкой смены летней погоды, радости не несли. Одеты, конечно, не для жаркой погоды, но тонкие ветровки и штаны не грели. Да и в сапоги уже снег набился.